Охотник за языками, охотник за легендами

Как порой случается, я искал другую книгу в своем книжном шкафу, когда мне попалась на глаза потертая мягкая обложка «Сказок и Легенд Систана», аннтированного издания АН СССР 1981-го года – и к моему собственному глубокому удивлению, я осознал, что еще могу без труда вспомнить несколько стихотворений из этого замечательного перевода на русский язык. И даже что я еще помню, как родился на свет проект этой книги, из неожиданного открытия, что далеко за пределами Систана, в маленьком городке на туркменской границе, жил себе традиционный рассказсчик Систанских эпических легенд. Но только я ничего не мог сказать о лингвисте и поэте, записавшем и переведшем эти сказания, некоторые из них канонические легенды о Рустаме из Шах-наме, другие легенды доселе неизвестные, но тоже пересказываемые как эпос и историческая правда, и еще восточные сказки пересказываемые как чистый вымысел, со своим собственным литературным каноном. .

А.Л. Грюнберг-Цветинович

Александр Леонович Грюнберг-Цветинович оказался удивительной личностью – иранолог и неутомимый полевой исследователь, который описал множество малых языков в удаленных горных долинах Кавказа и Средней Азии, и сохранил и перевел множество легенд и народных поэм.

Грюнберг закончил ЛГУ в возрасте 22-х лет по кафедре иранской филологии. В 1953-м году он поступил в аспирантуру Института языкознания. Его диссертация была основана на изучении наречий татов Северного Азербайджана, которые населяли россыпь полу-изолированных предгорных сёл (в отличие от более многочисленных в те годы татов-горских евреев Дагестана, многие азербайджанские таты были мусульманами-шиитами, а некоторые – армянскими христианами; одна группа, знаменитые медники Лагича, до сих пор считает себя переселенцами из Персии, только эпической древности, с легендарных времен шаха Кей-Хосрова из Книги Царей Шах-наме).

Лагич: медник за работой, из фотоотчета 2011-го г.

Но более экзотическое приключение выпало на его аспирантскую долю в 1958-м в горах Памира, в экспедиции Академии Наук СССР по поиску … Йети (которая скоро переросла в охоту за языками и народными поверьями горцев Бадахшана). Хотя Западный мир быстро переболел после-Эверестской Йети-манией, и к 1955-56 годам серьезные поиски снежного человека в Непале практически закончились, но Россия, как всегда, слегка отставала. Перед своей смертью в 1956-м году, академик Обручев, девяносталетний патриарх российской геологии, заручился официальной поддержкой гипотезы о существовании снежного человека в пределах СССР, на «Крыше Мира» – Памире. Кирилл Станюкович, известный геоботаник и автор научной фантастики, сообщил, что слыхал от местных о «диком человеке» голуб-яване (позднее переименованном в гуль-баявана). И вот в 1958-м, Станюковича назначили руководителем экспедиции, в которой, как водится, не оказалось ни одного приматолога – но зато в нее вошли специалисты по иранским языкам и фольклору.

Озеро Сарез, предполагаемый хабитат голуб-явана по Станюковичу

Александр Грюнберг поехал в Памирскую экспедицию с группой Анны Зиновьевны Розенфельд, тоже питерской уроженки, только поколением старше. Как и Грюнберг впоследствии, Анна Зиновьевна была специалистом по диалектам иранских языков, знатоком фольклора, и переводчицей народных сказок. К рассказам о снежном человеке она относилась скептически, и поиски Йети для нее были не более чем предлогом для поездки за фольклорным материалом. В отряд Розенфельд вошло еще двое ленинградцев, незнакомых с фарси: молодая журналистка Валя Бианки, племянница знаменотого натуралиста и детского писателя Виталия Бианки, и Борис Поршнев, 55-летний историк и социолог, который уже тогда руководил отделом Западноеевроейской Истории в ведущем академическом институте, но истории более известный за его энтузиазм по поводу снежного человека. Каждый из участников написал о своих приключениях на Памире, но, конечно, лучше всего мы с этой историeй знакомы по пространным трудам Поршневa. Конечно, и сам Станюкович не устоял и опубликовал приключенческие повести про Голуб-Явана, и в конце концов уже непонятно стало, насколько эта памирская легенда была настоящей (в смысле, настоящей народной байкой) и насколько – вымышленной. Но отряду Розенфельд удалось поработать с такими памирскими языками, как ваханский, шугнанский, рушанский, ишкашимский; более того, оказалось, что в Бадахшане жили и потомки выходцев из племен Читрала, с южных склонов Гиндукуша, заброшенных туда с набегами среднеазиатских работорговцев ХIХ века.

Горы и кишлаки Бадахшана, из фотоотчета 2012 г.

Таким образом, влияние Грюнберга обратилось к изолированным диаспорам этнических групп, компактно проживающих далеко к югу от границ СССР, но которые можно было бы изучать, не выезжая из страны. С 1950 по 1960-й год он открыл и описал ираноязычные группы теймури, джамшиди и систанцев с Серахсе и Кушке, на юге Туркменистана. А затем ему представилась уникальная возможность исследовать редкие языки долин Гиндукуша на месте, работая переводчиком при геологических экспедициях афганского правительства. С 1963 по 1968 год, Грюнберг исследовал неизвестные языки труднодоступного Нуристана, легендарного убежища воинов Александра Македонского, и впервые описал такие языки, как мунджанский, глангали и кати. (Увы, многие из материалов этих полевых работ остались необратанными после внезапной смерти ученого в 1995 г.; незаверешенным остался и проект разработки, совместно с Академией Наук Афганистана, алфавитных систем для белуджей, кафиристанцев, памирцев и пашаи на основе дари)

Мавзолей Серахс-Баба, 1024 г., Туркменистан.

Портативные магнитофоны преобразовали полевую работу фольклористов, и в 1975 году Грюнберг вернулся в Серахс, чтобы записать эпические легенды систанкого рассказчика Исмаила Ярмамедова. Исмаил родился в 1915 году уже в Серахсе, но в совершенстве знал устную традицию своего народа. Поэтические переводы сказов Ярмамедова и составили мою любимую книгу Грюнберга. Цикл систанских легенд о Рустаме, входящий в Шах-наме, необычен тем, что составлен из частично-ритмизированной празу, инкрустирированной поэзией. Словарный запас эпоса архаичен, уникальны и повторяющиеся формулы, и обороты повествования; поэтому можно предположить, что Ярмамедов придерживался очень старой эпической традиции, вероятно, не полностью восходящей к классическому Шах-Наме Фирдоуси. Надо отметить, что Рустам считается легендарным героем именно Систана, и многие личные имена и топонимы систанской версии также необычны, поэтому Грюнберг надеялся, что этот цикл легенд может опираться на исконно систанский эпос, более древний, чем литературная версия Фирдоуси.

На первый взгляд похожая на сухое академическое исследования, книга Сказок и Легенд Систана оказалось настолько чудесно поэтической, что ее тираж достиг 75 тысяч, и завоевал многочисленных поклонников. А.Л. Грюнберг стал соавтором многих других переводов среднеазиатских народных легенд и сказок, переводчиков их поэтических виньеток. Он участвовал в переводе татских, турецких и памирских легенд, и персидских «анонимных повестей», с сотнями замечательно переведенных стихов. Канонический зачин глав Шах-наме и родственных эпических сказов Систана в переводе Грюнберга завершает наш рассказ:

Голос донесся с бескрайних небес, с синего купола дальних небес: «Мудрый рассказчик, дервиш-острослов не надевает на слово оков; страстным влюбленным, тоской обуянным, мчится оно фарсанг за фарсангом, ловко, как заяц, и сладко, как мед…». Шайтан приказал нам посеять табак, куришь — погибнешь, погибнешь и так! Курит Аббас, что в Иране царем, пусть себе курит, да дело не в нем… Слова — это шерсть, я же войлок валяю; слова — молоко, я же масло сбиваю.

Ложь безграничная — вот мой рассказ. Верблюд на блохе едет в город Шираз. Ива и тополь, сосна и чинар  сладких плодов не приносят нам в дар; гранат и айва, померанец и тут сочные щедро плоды нам дают. Хлебом пусть станет вершина Ходжа, в мясную шурпу Хильменд превратится. Явился старик, чтоб шурпой подкрепиться. «Много не съесть мне,— старик говорит.— Стар я, устал я, и почка болит. Съел я три сотни бараньих голов, ножек без счета — а все же не сыт!»

В последние годы, Музыкальный Центр Hozeh Honari в Тегеране выпустил полное собрание Шах-наме и устной эпической традиции разных провинций Ирана на 32-х CD. В коллекции Студиолума есть только 6 из этих дисков, и диск из Систана отсутствует. Послушаем, вместо него, такую региональную версию Шах-наме из Лорестана, из гор Загрос в Западном Иране.

Старый рассказчик-певец Шах-наме в Иране