Съ Рождествомъ Христовымъ

Русская рождественская открытка в финно-угорском языке из Львова, 1916

Девяносто пять лет назад, 6 января 1918 года, в праздник Рождества Христова, Шандор Кегль, самый известный венгерский иранист получил рождественскую открытку на своем имении Сенткирайпуста.


6 января 1918
1918 года Янворя 6 дня
Письмо отъ Щербакова
Баринъ Александра и всем Вашему дому посылаю низки поклонъ Баринъ прошу я васъ эслій пришла мнѣ издому посылка илій письмо прошу пирислать я нахожусь въ Лбаній [Албании] и всемъ посылаю своимъ рускимъ свое (...?) мои  Адресъ на письмѣ. прошу прислать отвѣтъ Барин эслій  у васъ есь желания пошу покорна я въ есхь (?) васъ прошу притлити (?) вы мнѣ нимнокка прошу хлеба покорныты Щербаковъ

Кто был этот Щербаков, для каких русских он послал свои рождественские поздравления, и почему он думал в Албании, что ближайшее место, где он может попросить немного хлеба – это Сенткирайпуста в Венгрии?

Но Щербаков был не единственным русским, который в то время искал поддержки у семьи Кегль. В коллекции Венгерской академии наук вместе с этой открыткой также находим пару подобных писем.


Алексондру Керловйчу Кегль
Ваше благороди
Александръ Керловичъ позвольте Васъ письменно попрасить, пожалоста будте настолько добрые когда поедити в Бодопешъ купити мне бритву и оселокъ накоторый бритву точить пожалосто неоткажити мой просьбы Алексѣй Тузковъ


Е. В. Б. Александру Кегль
Многоуважаемый Баринъ
Прашу Васъ покорно если Вы сочтѣте возможсность занять мнѣ 30 коронъ въ счетъ моихъ денегъ находящихся въ Кишекхадъ Апорка или прошу удерживать изъ жалованья, которое Вы намъ выдаете. Эти деньги я хочу утробить накупку … [слово удалено цензурой]
Петръ Коробченко


Его блогородий Александръ Керлавйчу
Милостивый Алексондръ Керлавичъ, позволти Васъ попрасить чтобы оставить насъ навсегда у васъ роботать въ числѣ десяти человѣкъ которые вы хотити оставить въ зиму
Алексѣй Тузковъ, Иванъ Гришовъ прошу Васъ пожалосто остофте насъ.





Господину Янош Кегль (почтовая марка: 23 января 1917, Заласентиван)
от Вицента Шевчака
Обожаемый Баринъ
Мы и до сихъ поръ сидимъ въ Zalaegerszege, и абъ отъѣздѣ ничего и не слышно такъ что еще долго придется но но сидѣть Жизнь въ лагерѣ очень и очень тяжелая въ смыслѣ питанія – пища ужасная. По отому просимъ Васъ Баринъ не оставьте насъ и пришлите намъ посилку хоть хлѣба которого у насъ даютъ въ очень маломъ количествѣ. Привѣтствуемъ Васъ дорогой баринъ и Вы отъ насъ передайте привѣтъ Вашимъ незабвеннымъ брату и сестрицѣ.
Еще разъ напоминаемъ о себѣ будьте добри вспомните наше стораніе въ бытность у Васъ и не оставьте насъ въ нашемъ тяжеломъ поможений. Мы безъ того Васъ всегда вспомнаемъ за то что вы nasъ въ послѣдній разъ такъ хорошо снабдили но и теперь слетиемъ себя надеждой что Вы нашъ поможете и теперь.
Остаемся преданные Вашъ слуги:
Винцекъ и остальные наши адреса:
cim [адрес]: Zalegerszeg fogoly tabor gruppa I Bar 4 [Залаэгерсег, лагерь военнопленных, группа 1, барак 4]
Nr. 19353 Янъ Шишковски
Nr. 19354 Виценты Шевчакъ
Nr. 19362 Юзефъ Цамсонюк
Nr. 19352 Виадиславъ Романюкъ
Nr. 19358 Юзефъ Шидуркевичъ
Посылочной адресъ на каждаго но можно послать на кого нибудь одного. Nr. 19353 Янъ Шишковскій.
Желаемъ счастья Вамъ дарогой баринъ.

Во время Первой мировой войны, администрация Австро-Венгерской империи сделал возможным – особенно для малых и средних землевладельцев – требовать русских военнопленных, находящихся на территории страны, чтобы заменить рабочей силы призваны со своих земель. Так делали и Шандор и Янош Кегль, когда, последнее с 1916 года, использовали определенное количество – возможно, от 10 до 20 – русских военнопленных на их имущество.

Точное число русских и точный период их работы на имении не известно. Мы узнаем что-нибудь только об обращении с ними из письма, которые они после выхода написали из различных лагерей, и которые также Шандор Кегль тоже сохранил среди своих писем.


1918/12/19
Господину Яношу Кегль
Незабвенный Баринъ! 
Примите отъ насъ общую великую благодрность за Ваше великадуши и сочувствіе въ нашемъ плачевнамъ положеніи. Не хватаетъ словъ для выраженія Вашъ благодарности за Ваше вниманіе къ нашъ во все время пребыванія у Васъ а въ особенности за послѣдній день – день атъѣзда…
Мы еще въ Будапеште куда теперь насъ напрасятъ еще не знаемъ. Привѣтствуемъ и блогодаримъ Васъ и почтеннѣйшихъ Вашего Брата и Сестру.
Плѣнные: Винцекъ и прочіе




Господину Яношу Кегль
Igen Tisztelt Úr! [Очень уважаемый Господин!] 1 сентября 1917 [почтовая марка: 22 ноября]
1917 года 1го Сентября
Преіймите Мае Благодарнаст Отъ всей души Имѣю честв Кланитея вамъ и Благодарить васъ за все вашу добро сердечнаго Откровенное уваженіе камнѣ за всий Маеій Двухъ лѣтнѣій службы я Прожилъ увасъ и зачто я нейзбежно я долженъ благодаріть. Васъ Почтеннымъ Маймъ Гасподамъ. Что я Прожілъ и небылъ абиженъ Вами некогда все для Мѣня былй любѣзны всегда з жего я искренно благодарю васъ. и еще я сердѣчно иксренно благодарю всий душою велико сімпатічной добродушной вашей Сестры за милосердечнаю иху уважанию за все двухъ летнію службу Маю увасъ я астаюсь благодарственно вами тронутъ. На всегда буду помнить и благодарить васъ всей вашей фамилии сте (?) стемъ прашчате уважаемыйя Гаспода и Барышня астаюсь въ лагеряхъ дуна Сердагель извѣстный вамы.
А. Кабардинъ

Точнее, мы узнаем еще что-нибудь о русских военнопленных. А именно, что они не были все русские.

Шандор Кегль, который говорили на десятках языков, и, как показывают свои записные книжки, практиковал их каждый день, не был бы верен себе, если при требований военнопленных он не обратил бы внимание на их родный язык. Его записные книжки свидетельствуют, что пока военнопленные работали на их имущество, он постоянно изучал минимум на двух языках от них, чувашской и мордовской, таким образом воспользовавшись, как и многие другие европейские исследователи, редкую возможность – которая почти не существовала до тех пор, и вскоре будет абсолютно не существовать в течение нескольких десятилетий –, что экзотические информеры русской империи были доставлены к ним домой.




Значимый документ и этих исследований и эпохи в целом – это стихотворение “Песня солдата” на две страницы. Этот солдат, хотя он стоит на страже в Карпатах, и умирает там за родину, на большое горе отца, матери и жены, не венгерский, как и следовало ожидать – но русский.

Русские военнопленные сопровождаются во Львове, 1916

Или, точнее, россиянин. В самом деле, неизвестная рука добавлял в конец русскоязычного текста первыe три строфи песни также на чувашской. Таким образом, эта песня могла быть песня чувашских солдат, воюющих в Карпатах, так меланхолическая, как песня венгерских солдат, воюющих против них в тех же горах.

Фотография неизвестного русского солдата среди писем Шандора Кегльа

Хотя этот небольший фонд, состоящий из нескольких русскоязычных писем, не относится к научно важным частям наследия Кегль, тем не менее, оно проливает такой свет на некоторые черты великого ученого, что мы им посвятили отдельную страницу в интернет-издание наследия Кегль.

Русские военнопленные в Венгрии, 1917

Christmas greetings

A Russian Christmas card from Lemberg in a Finno-Ugric language, 1916

Ninety-five years ago, on 6 January 1918, the feast of the Orthodox Christmas, Sándor Kégl, the greatest Hungarian Iranist received a Christmas card on his estate of Szentkirálypuszta.


6 January 1918
Letter from Shcherbakov
Baron Alexander, and to all your family, my deepest esteem. Baron, please, if I received any parcel from home, or a letter, please send it to me. I am now in Albania, and I send my greetings to all the Russians. My address is written [on the postcard]. Please send me an answer. Baron, if you please, I please all of you, to send us a little bit of biscuits. [?] Most humbly, Shcherbakov

Who was this Shcherbakov, to what kind of Russians he sent a Christmas greeting, and why did he think in Albania that the nearest place he can ask for some biscuits from is Szentkirálypuszta in Hungary?

But Shcherbakov was not the only Russian at that time who in smaller or greater cases sought the support of the Kégl family. In the fond containing the above card we also find a number of similar letters.


To: Alexander Kerlovich Kegl
My noble lord Aleksandr Kerlovich, permit me to ask you in writing, be so kind, and when you go to Budapest, buy me a razor and a tool for sharpening it, please do not deny this request.
Alexey Tuzkov


Alexander Kégl
E.V.B. [highly estimated lord]
Honored Lord!
I want to borrow thirty crowns from you to the debit of my money in Kiskunlacháza-Áporka, or please hold it back from my payment. I want to use this money to buy … [a word deleted by censorship]
Petr Korobchenko


To: Most Honourable Alexander Kerlovich
Merciful Alexander Kerlovich, please permit us to ask you to keep us with you for always to work, among those ten persons whom you want to keep for the winter.
Alexey Tuzkov, Ivan Grishov. I ask you, please, keep us





To Lord János Kégl (post stamp 23 January 1917, Zalaszentiván)
From: Vintsek Sevchak
We are still sitting here in Zalaegerszeg, and we do not know the slightest news about leaving, only that we will have to sit here for a long while. Life in the camp is very, but very hard, and as to the food, it is terrible. So please, Baron, do not leave us alone, and send us a parcel with at least a little bit of bread, which we get only in small quantities.
We greet You, dear Baron, and please give our regards to your sister and brother.
Once more we ask you to remember our efforts when we were at you, and do not leave us in these hard conditions. But even without this we will remember you, how well you provided us for the last time, but hope lives in us, that you would help us this time, too.
Zalaegerszeg. Prisoner camp. Group one, Barrack 4
Nr. 19353 Yan Shishkovsky
Nr. 19354 Vitsenty Shevchak
Nr. 19362 Yuzef Samsonyuk
Nr. 19352 Viadislav Romanyuk
Nr. 19358 Yuzef Shidurkevich
The post address is valid for all, you can send [the parcel] to anyone of us. Nr. 19353 Yan Shishkovsky.
We wish you happiness, dear Baron.

During the First World War, the administration of the Austro-Hungarian Empire made it possible – especially for small and medium-sized landowners – to require Russian prisoners of war stationed in the territory of the country to replace the manpower conscripted from their lands. This is how Sándor and János Kégl also did, when, the latest from 1916, they employed a certain number – perhaps 10 to 20 – Russian prisoners of war on their estate.

The exact number of Russians and the exact period of their working on the estate is not known. We are only informed about the landowners’ treatment of them from the letters written back to them after leaving, from various prison camps, which have also been preserved by Sándor Kégl among his letters.


1918/12/19
To Lord János Kégli
Unforgettable Lord!
Please accept our enormous gratitude for your generosity and solidarity in our miserable conditions. I cannot find the words to express my gratitude to you for having been so good to us during the period spent on your estate, and especially on the last day – the day of our leaving…
At this moment we are in Budapest, and we do not yet know where we will be assigned. Please accept our greetings, and we are very grateful to You and to your honorable brother and sister.
The prisoners: Vintsek and the others




To: Lord János Kégly
Igen Tisztelt Úr! [Very Respected Lord!] 1 September 1917 [post stamp: 22 November]
Please accept my gratitude and esteem for your generosity, benevolence and respect towards me during the two years of my service. My esteem also for the fact that I was never harmed, and you were always amiable to me.
I am sincerely grateful for your extreme generosity. I also thank to your sympathetic and kind-hearted sister for her treatment. I am forever grateful, and will always remember the family.
I rest in the camp, in Dunaszerdahely, which You also know.
A. Kabardin

To be more precise, one thing we learn about the Russian prisoners. Namely that they were not so Russians.

Sándor Kégl, who spoke dozens of languages and, as his notebooks show, practiced them every day, would not have been true to himself if, when requesting the prisoners of war, he ignored their mother tongue. His notebooks attest, that while the prisoners worked on their estate, he continuously learned at least two languages of them, Chuvash and Mordvin, thus taking advantage, similarly to many other European researchers, of the rare opportunity – which had scarcely existed before and soon would absolutely cease to exist for several decades – that the exotic native informers of the Russian empire were delivered to their door.




A significant document of these studies and of the era in general is the two-page poem entitled “Soldier’s song”. This soldier, although he stands guard in the Carpathians, and dies there for the homeland, on the great sorrow of his father, mother and wife, is not Hungarian, as you would expect it – but Russian.


Soldier’s song

Wind above the sea from East to West / In the valleys of the Carpathians / Rivers of blood are flowing there / from early morning till late night. / Dull detonations are heard: / machine guns are rattling there; / shrapnels and grenades exploding; / mines throw the earth in the high. / Soldiers are fighting for justice; / and the death does not frighten the heroes; / They go to the battle again / under the protection of the Holy Virgin. / And at home the father, in the family / and the mother, weeping with her / read about the warriors in the news, / They want to know about their son. / The comrades write about the son; / tears come to their eyes; / They report: your son has fallen / while fulfilling the war command. / He died in the mountains, on reconnaissance / far from his motherland. / Nobody will know the tomb / of the soldier of the Russian land. / And the young wife at home / leaning above the little children / is crying with bitter tears / while remembering his husband / He left kind-hearted and cheerful, / caressing me again and again / and now a heavy stone is / forever above the heart of the woman. / I cannot see my husband any more, / my children will have no father, / they remain orphans forever, / and life will be always bitter.

Russian prisoners of war are accompanied in Lemberg/Lwów, 1916

And probably not even Russian. In fact, the unknown hand added to the end of the Russian text the first three strophes of the song also in Chuvash. Thus this song might have been the song of the Chuvash soldiers fighting in the Carpathian, just as melancholy, as the song of the Hungarian soldiers fighting against them in the same mountains.

Photo of an unknown Russian soldier among the letters of Sándor Kégl

Although this small fond consisting of a few Russian-language letters does not belong to the scientifically important parts of the Kégl bequest, nevertheless it sheds such a light on some traits of the great scholar, that we have devoted to them a separate page in the online edition of the Kégl bequest.

Russian POWs in Hungary, ca. 1917